1. Имя и фамилия
Karl Dietrich Merder - Карл Дитрих Мердер

2. Возраст, факультет и курс
28 октября 1958 года, 40 лет

2.1. Чистота крови

Чистокровен. Плод слияния двух чистокровных немецких семейств Штакельберг и Мердер. Гертруда Ида Штакельберг моя мать, происходит из знатного семейства чистокровных магов. Ее род был основан в XVIII веке. Основателем рода был возведенный в баронское достоинство генерал-майор, взявший в супруги не знатную, но обеспеченную девушку из семьи потомственных колдунов. Со стороны отца истоки рода обозначились в слияние прусско-русского графского рода Келлера, отдавшего свою дочь в супруги весьма обеспеченному помещику, обладающему значительными земельными угодьями.

3. Внешность

Я могу обратить на себя внимание, если пожелаю, но дело не в том, что у меня выдающаяся внешность. Я не отличаюсь могучим телосложением свойственным мужчинам нашего рода – при росте 183 см, кажусь невысоким, в сравнение с отцом и братьями, которые почти достигают отметки в 2 метра. Так же, я не могу похвастаться изобилием крепких мышц и широкими плечами атлета – у меня стройное телосложение, и четко очерченный мускулатурный рельеф. Бледная кожа досталась мне в наследство от моих благородных предков, вкупе с фамильной жесткой линией рта и тонкими губами и носом с горбинкой. Темно-карие глаза я приобрел в наследство от матери, отличающейся прекрасными бархатными очами за занавесью черных густых ресниц. У нее я так же унаследовал темные немного вьющиеся волосы, обрамляющие худое лицо с ярко выраженными скулами. В одежде я предпочитаю неброские цвета и элегантный покрой никогда не выходящей из моды классики. Впрочем, меня мало интересуют веяния моды, и я не считаю нужным, привлекать к себе внимание по средствам экстравагантных нарядов. Полагаю, манера держаться говорит о человеке больше, нежели любой, самый эффектный костюм, а нести себя с достоинством и никогда не опускать голову меня научили. 

4. Биография

Союз, основанный на тщательно взлелеянной ненависти, никогда не принесет хорошие всходы. Она была знатной аристократкой, склонной к меланхолии и чтению прочувствованных романов. Он был мужественным и сильным – неутомимым охотником и славным воином. Вместе они составляли красивую пару – прелестная белокурая нимфа по неумолимому закону природы должна была привлечь благосклонное внимание сурового, мрачного человека, старше ее на целых пятнадцать лет. Впрочем, значительная разница в возрасте, едва ли имела большое значение, древний немецкий род отца уходил истоками в далекое прошлое, и взаимовыгодное слияние льстило самолюбию родителей прекрасной невесты. Нельзя сказать, что юная дева оставалась безучастной и скорбела – Гертруда Штакельберг прельстилась запретным ароматом свободы и грубой силы, а посему представляла собой редкий пример счастливой девицы, идущей под венец. Впрочем, факт ее девства можно оспорить, ибо мой почтенный отец романтичным образом похитил прекрасную немку еще до того, как смиренно предстал перед ее родителями. Как бы то ни было, они сочетались браком, и рука об руку вступили в роскошные чертоги, унаследованные отцом, недавно проводившего своего родителя в последний путь. Я не могу поведать коим образом многообещающий союз утонченной дамы и храброго джентльмена пришел к столь печальному исходу. Мать таит нелицеприятную тайну в глубинах души, отец же никогда не отличался желанием откровенничать о своих делах. Могу лишь предположить, что когда восторги чувственных удовольствий поостыли, и молодая супруга отяжелела, обнаружилось одно из дурных качеств отца, свойственных большинство мужчин. Он не умел хранить верность. Она не умела делить горячо любимого мужа с другими женщинами. В какой момент их страстные объятья стали вынужденными и возможно даже не добровольными? Об этом история умалчивает. Итак, когда я появился на свет, а произошло это октябрьским ранним утром, мои родители уже перестали разговаривать друг с другом больше вежливой необходимости. Полагаю, разочаровавшись в супруге, матушка решила сохранять нейтралитет, а для отца, привыкшего к любви и благоговению женщин, это стало объявлением холодной войны. Я стал третьим сыном древнего известного рода. Младший отпрыск, затмеваемый двумя братьями, с большими правами и перспективами. Есть над, чем задуматься, не правда ли? Родился я преждевременно – появления младенца не ждали раньше чем в конце ноября, а я обрадовал в последних числах октября. Очевидно, моя страсть к жизни проявилась уже в утробе матери – я торопился наружу, ожидая торжественный прием в свою честь. Такого я не обрел – отца не было дома, и он не появлялся целую неделю, предпочитая тяготы охоты и лесной жизни уюту домашнего очага. Впрочем, и появившись на пороге детской, родитель не выказал восторга. Откровенно говоря, я его разочаровал, и продолжал вызывать у него недовольство на протяжении всей его жизни. Мои братья отличались высоким ростом – все в отца, а он принадлежал к категории крупных мужчин, привлекающим взгляды своим богатырским телосложением. Родившись преждевременно, я был хилым младенцем. Отвары и зелья помогли меня восстановить и отвратить от возможной смерти, но и ребенком я не производил впечатления здоровяка. Возможно, по этой причине отец, всегда находивший способы досадить матери, не стал отнимать младшего сына у супруги. Что мне поведать о своем детстве? Что ж, среди своих рослых и здоровых братьев я напоминал того самого гадкого утенка, окруженного гордыми петухами. И что мне было до их исключительно физических забав, когда утонченная леди, моя почтенная матушка окружила меня своими давними друзьями, оставшимися рядом на протяжение всего моего детства и последующих лет. Со мной рядом неизменно находились великие Уильям Шекспир, Фридрих Ницше, Достоевский, Александр Дюма и прочие великие писатели – романисты и историки, философы и классики. Музыка Моцарта и Баха скрашивала долгие часы, а прекрасное звучание французского, английского и немецкого языков компенсировало то, что мне не удавалось ровно держаться в седле, и я при всем желании не мог купаться в проруби, как делали мои старшие братья. Когда пришла пора для получения образования, мой отец распорядился самым суровым образом. Иногда в нем просыпалось внимание к моей особе, что неизменно плохо заканчивалось. Отец, обнаружив в младшем сыне слабосильного заморыша, книжного червя (это его личные слова), распорядился отправить меня в Дурмстранг, где обучался сам, туда, где уже обучались мои старшие братья. Нужно ли упоминать, что для того, чтобы вылепить из меня настоящего мужчину, он приказал им присматривать за мной и направлять меня. Что я могу сказать о моих дражайших братьях? Фридрих и Ханс принадлежали к категории людей, подавляющих своей самоуверенностью, основанной на физическом превосходстве. Они никогда не питали привязанность к слабосильному братцу, привязанному к женской юбке, а я не мог уважать их лишь за права сильных. И как я ненавидел их жестокую опеку, их стремление направить меня в угодную им сторону! В Дурмстранге превалировали физически развитые молодцы, и культ здоровья отличал эту северную школу от прочих. Здесь никто не уговаривал и не просил – здесь хватали за шиворот и с размаху швыряли в озеро, тех, кто не умеет плавать. Спартанские взгляды – уважалась сила, презиралась слабость. Но изначально я держался в стороне – еще дома я научился таиться, чтобы никто не заметил. Вместо того, чтобы требовать, я выжидал, вместо того чтобы общаться со сверстниками, отстаивая право лидера, я часами просиживал после уроков, изучая заклинания. Лояльное отношение к темной магии, прославившей Дурмстранг, привлекало внимание общественности, но они не знали, что это привилегия. Для того, чтобы продвигаться по тернистому пути, нужно начинать с самого начала, и проходя препятствия, выходить на новый уровень. Ленивые, слабые духом, небрежные ученики не допускались в таинственные хоромы черного волшебства. Для меня же, оно стала предметом мечтаний, потому что, изучая древние фолианты с туманными намеками, я начинал понимать, какое могущество оно может подарить своему ревностному служителю. Мои братья напрасно полагали, что молчаливый бледный заморыш не запоминает обид, и спокойно глотает горькое лекарство ядовитых слов. Я помнил обо всем. Мстить обидчикам впрямую, уподобляясь глупцам, я не желал. Дурмстранг начал укреплять мой организм – физические упражнения, здоровое питание, правильный режим. Но мне было далеко до большинства юных атлетов, подобных греческим полубогам. Поэтому, я штудировал книги, неустанно изучая все новые и новые заклятья, и упражнял свой ум, искусно делая вид, будто для меня ничто не значат нападки братьев, замаскированные под ласковое обращение. Нужно сказать, этот дуэт послужил мне хорошую службу – если бы не их репутация, меня не оставляли бы в покое многие недовольные и завидующие успехам в учебе. Их защита не была актом доброй воли – лишь поддержанием чести и достоинства рода. Итак, у меня была возможность отстраненно наблюдать за праздником жизни, уткнувшись в книгу. Когда я перешел на четвертый курс, в нашей семье произошло неожиданное событие - рождение ребенка. Девочки, которую назвали Гертрудой, в честь бабушки со стороны отца. Не могу сказать, что появление на свет отпрыска женского пола всколыхнуло существование нашего семейства – отец отнесся к этому событию с известным равнодушием,  так же как и братья. Меня же в большей мере интересовали книги, нежели младенец, и я предавался чтению с жадностью человека, желающего познать мир. Шестой курс я встретил в одиночестве. Еще в позапрошлом году Фридрих окончил свое обучение. В прошлом году Ханц так же вступил во взрослую жизнь. Впервые за долгие годы я остался без присмотра. Нужно сказать, тогда я понял, что в свободе наличествуют не только положительные, но и отрицательные моменты. Так, младший отпрыск рода стал удобной мишенью для тех, кто, не отваживался, нападать, до тех пор, пока в школе маячила угроза в виде старших братьев. Но, худощавый подросток с извечной книгой в руке, весьма отличался от ребенка, переступившего через порог этой школы. У него в руках были знания, а они есть ключ ко всему. Война началась. Я не собирался променять иго братьев на рабство у старшекурсников. В тот год я осознал, что знание многочисленных заклинаний и умение ими пользоваться – еще не все. Моей слабостью, вечно подводившей, и заставляющей в ярости кусать губы по ночам, постоянной обузой и подводившей составляющей являлось мое тело. Представители мужского пола остаются дикарями, будь они дворянами или плебеями. Могут ли юнцы обойтись без применения грубой силы? Культ тела не обошел стороной и благороднейших отпрысков лучших семейств. Красота, выносливость, ловкость, гибкость и необходимая для мужчины мощь, дающая возможность дать отпор противнику, остановить скакуна, подтянуться на перекладине тридцать раз… Вот чего мне всегда не доставало. И я принял решение. Трансформация никогда не происходит быстро. Она не бывает легкой. Превращение зачастую совершается болезненным образом. Не стану говорить, что мое желание закалить и укрепить организм, реализовалось уже через два месяца. И даже не за год. Для того, чтобы вылепить из себя крепкого и стойкого молодого мужчину, я трудился долгое время. Не для того, чтобы доказать прочим свою значимость, вовсе нет. Для того, чтобы уважать самого себя. Впрочем, мои мысли оставались скрытыми для окружающих меня людей, и отец с братьями не замечали изменений, происходивших с заморышем. Единственным человеком, заметившим странности, оказалась моя мать. Однако, ее ласки и нежные попытки опекать меня по-прежнему, не возымели результата. Я негодовал из-за того, что она родила меня слабым, воспитала хилым, а затем безропотно отдала на растерзание акулам. Мои чувства к матери… Нежность, злость и презрение в дань ее податливости и мягкости. Что ж, родительница была не львицей, защищающей своего отпрыска до последнего, а трепетной ланью. Приезжая домой на каникулы я сторонился ее общества, так же как избегал отца и оставался видимо равнодушным к подзуживаниям братьев. Четкий распорядок дня, заполненный чтением книг и физическими упражнениями, увы, разбавлялся приемами, на которых мне вменялась обязанность присутствовать. Впрочем, не думаю, что мое молчаливое нахождение в парадной гостиной или бальном зале, каким-то образом скрашивало вечера. Я умел быть любезным и находчивым – матушка обучала меня искусству беседы, и при желании я мог произвести известное впечатление. Однако, у меня отсутствовала тяга к придворным расшаркиваниям, и в обществе я прослыл неразговорчивым замкнутым юношей. Мой мир в те годы состоял из двух половин – школа и дом, дом и школа. Не могу сказать, что меня радовало присутствие под отчим кровом - пренебрежительное отношение к младшему отпрыску со стороны отца и победительные смешки здоровяков братьев не могли вызывать во мне радужные чувства. В школе же, не успев освободиться от тесной опеки, я столкнулся лицом к лицу с одним из старшеклассников, возжелавших меня «опекать». Что означает братская опека? Пожалуй, для того, чтобы вы поняли достаточно лишь предложить в качестве примера любое элитное учебное заведение для юношей. Мог ли я согласиться на столь терпкое унижение? Склонятся перед людьми, которые не вызывают во мне уважения, само утверждаясь за счет тех кто слабее? Я выбрал другой путь. Неизмеримо более сложный, но закаливший, научивший, сформировавший… Полагаю, для большинства людей, слово «война» применимо к разногласиям юноше, прозвучит чрезмерно. Однако, жестокость молодых душ превосходит коварство взрослых людей, которых останавливает трусость или лицемерие. Я не сдавался, старшекурсник привлек к делу своих друзей. Все это происходило не наглядно – ему не хотелось, чтобы прочие знали о том, что шестикурсник отказывается слушаться. Но, как это всегда бывает в замкнутом мирке, сплетни непременно просачиваются наружу, и вот уже все с интересом наблюдают за событиями. Знали ли преподаватели о том, что творится? Уверен, что да. В те дни у меня было впечатление, что за мной наблюдают все без исключения, и ловить на себе заинтересованные взоры было впервые в жизни…приятно. Враждовать приходилось осторожно – за дуэль могли выгнать из школы, за чрезмерное членовредительство лишить всяческих привилегий. Меня подлавливали в темном коридоре и, связав магическими путами, оставляли, чтобы на следующий день я не пришел на урок. Я подсыпал снотворное своему неприятелю, и он упустил возможность пройти отбор и стать капитаном квиддичной команды. Мое письмо домой выкрали, и оно не дошло по назначению, оставив меня без карманных денег. Я подделал почерк врага, и обожаемая им особа получила жестокую и безвозвратную отставку. Со временем шутки становились все нелицеприятней, и с неизбежностью подходил момент, когда должен был произойти взрыв. Буду откровенным – не могу сказать, что я ощущал себя несчастной жертвой грубых попыток опрокинуть меня на обе лопатки. Откровенно говоря, я получал изрядное удовольствие, поскольку у меня был отличный материал для экспериментов. Опробовать свои знания на практике – вот замечательная возможность. Я целенаправленно доводил неприятеля до точки кипения, ожидая от него необдуманного действия, и добился своего. Ему нужны были зрители, свидетели моего поверженного состояния, и о том, что в скором времени произойдет магическая дуэль знали. Противник обставил событие в пренебрежительно шутливом тоне – схватка шестикурсника и человека старше на целых три года выглядела как фарс. Однако, условия были серьезными. Проигравший обязывался покинуть стены школы, с тем, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Я был уверен в своих силах, потому что следил за успехами врага, и знал, в чем он преуспевает, в чем нет. Можно сказать, что дуэль стала одним из переломных моментов в моей жизни. Оглядываясь на прошедшие дни, я с улыбкой вспоминаю о том восторге, охватившим меня, после памятной победы. Он опьянел пуще славы, которую я снискал, доказав свою силу. После происшедшего со мной не хотели враждовать, и нашлись люди, пожелавшие дружбу со вчерашним заморышем. Впрочем, я относился к приятельским связям с осторожностью, помня о том, насколько мало интереса я представлял, будучи слабым. Это не мешало мне обрести компанию товарищей, разделяющих мои увлечения и готовых опробовать на практике то, что щедро расточала теория в книгах. Вместе мы познавали сложные заклинания, вместе устраивали запрещенные вылазки, вместе штудировали фолианты, и готовились к экзаменам. Весельем в Дурмстранге считалось заключение пари, подвиги, сделанные на «спор», и довольно опасные игры. Для большинства учеников это начиналось с первых курсов, но наличие братьев по близости закрыло мне доступ в мир нарушения правил и мальчишеских выходок. Теперь, я с некоторым удивлением, но с нескрываемым интересом наблюдал и участвовал. Полагаю, когда человек ранее лишенный возможности обретает таковую, его жадность к новым впечатлениям превосходит потребности прочих. По этой причине, я снискал некую популярность, и обрел уважение благодаря своему умению принять вызов. Что я могу поведать о последующих годах? В какой-то момент, посчитав, что карманных денег младшего отпрыска рода недостаточно для текущих расходов, я увлекся азартными играми, которые были запрещены официально, но существовали в подпольном виде. Но уже в те годы я понял всю ненадежность такого рода приработка, и начал придумывать различные способы утяжелить свои карманы. Положение младшего сына нельзя назвать завидным – незначительное наследство и возможность вступить в выгодный брак с той или иной представительницей другого почтенного рода. Впрочем, я был весьма далек от мыслей о браке, и мой опыт общения со слабым полом не вызывал стремления соединиться с кем либо супружескими узами. Девицы в заведениях предоставляющих возможность выпить, одурманить себя наркотическими зельями с одной стороны. Чистокровные и благовоспитанные барышни с другой. Первые отлично удовлетворяли физические потребности, не вызывая эмоций и теплых чувств ни в коей мере. Вторые в большинстве случаев оказывались меркантильными и неудобоваримыми созданиями, мечтающими о том, чтобы удачно выйти замуж. Отец намеревался соединить меня вечными узами с меланхоличной девицей древнего австрийского рода, но я не углублялся в мысли о браке, так же как не придавал значения тому, что мое будущее было спланировано наперед. У меня были свои соображения на счет грядущего, до окончания школы оставалось какое-то время, и вступать в бесполезные споры с родителем я не собирался. Последние годы обучения в Дурмстранге оказались самыми спокойными в моей жизни, хотя тогда я об этом не знал. Потрясения начались, когда я учился на последнем курсе, и продолжались, словно наступила черная полоса. В середине зимы 1983 года умер мой отец. Само по себе событие не вызвало во мне избытка эмоций, уже потому что мы с ним никогда не были близки. На похоронах я держался в меру печально, но отстраненно, а братья выглядели на удивление собранными и спокойными. Вернувшись в школу, я придерживался сдержанного поведения человека, лишившегося родителя, горе, впрочем, не помешало мне окончить школу с отличием. По возвращению домой я осознал, что главой семьи стал мой старший брат, Фридрих со всеми вытекающими из этого последствиями. Между нами не установились приятные взаимоотношения – на правах главы семьи брат решил распорядиться моей судьбой. Он настаивал на том, чтобы я женился, как порядочный человек из благопристойной семьи, и на деньги, полученные в качестве приданого, начал собственное дело. Сам брат обрел супружеское счастье еще несколько лет назад, но на удивление до сих пор не обрел наследника. Неудачные беременности, оканчивающиеся выкидышами, в то время как Хансу приходилось скрипеть зубами из-за того, что всего его дети рождались девочками. Настояния моего брата отличались приказным тоном, но поскольку после смерти отца ему пришлось разбираться с делами семейными, я имел возможность отговариваться, втайне раздумывая о возможных вариантах действий. Нужно сказать, я рассчитывал на собственную долю наследства, полагал, что смогу развернуться и на не крупную сумму, однако, для того, чтобы ее получить, я должен был жениться, согласно завещанию отца. Возможно, для того, чтобы отделиться от семьи и избежать становившегося невыносимым гнета Фридриха, я и женился бы. Выбирая меньшее из зол, я предпочитал отделиться и устроить жизнь с благовоспитанной девушкой из хорошей семьи, но этому было не суждено произойти. Может ли судьбу взрослого человека определить дитя? Я не придавал значения своей младшей сестре, так же как и прочие члены семейства, за исключением матери. Девочка в чистокровном роду всего лишь будущая невеста, благодаря которой можно заключить взаимовыгодный союз с другим благородным семейством. Гертруда отличалась миловидной внешностью красавицы матери, живым нравом и умением вызвать улыбку у каждого, кто становился гостем нашего семейства. В ней сочетался ласковый нрав и подвижность, умение вести себя должным образом с едва уловимым налетом детского кокетства. Ее можно было бы считать идеальным вариантом для чистокровного волшебника, желающего соединиться с влиятельным семейством. Но Фридрих нашел у Гертруды непоправимый для ребенка изъян – когда пришло время для того, чтобы девочка начала обучение, ей не пришло письмо из школы. Все началось с глупой размолвки между членами семьи – брат бесновался из-за того что мать не рассказала о дефекте своей дочери. Ребенок сквиб в такой семье, слыханное ли дело? Я не придавал значения происходящему, потому что самодурство брата проявлялось и ранее, правда, не в таких масштабах. Сам я сомневался в правильности предположений Фридриха – во-первых, потому что иногда замечал несущественные мелочи, происходящие вокруг сестры, что свидетельствовало об ее способности к магии, а во вторых девочка родилась на территории Англии, где гостевала моя мать, ожидая момента родов несколько позже. Следовательно, ожидалось письмо вовсе не из Дурмстранга и не в этом году, о чем мой старший брат не подумал, в порыве праведного гнева. Я много времени проводил за книгами и изысканиями, пользуясь тем, что Фридрих занят делами и скандалом. Поэтому, когда он позвал меня к себе для серьезного разговора, я ожидал, что речь пойдет на темы уже обсуждаемые множество раз. Фридрих заговорит о выгодном браке, о перспективах работы и о том, что я обязан поддерживать престиж нашего рода. Услышанное повергло меня в шок. Даже от старшего брата, известного своим беспринципным поведением, я не ожидал подобного. Суть сводилась к тому, что ребенок сквиб позорит наше великое семейство, и я удостаиваюсь великой чести очистить род от подобной грязи. Конечно, мое веское слово не было выслушано – брат даже позволил себе усомниться в правдоподобие моих речей, оправдывающих Гертруду. В тот день между нами произошла бурная ссора, и не перейти к более решительным действиям мне помешало лишь мое хладнокровие, вкупе с чувством, что вступать в бой с главой рода само по себе неразумно. Я ушел громко хлопнув дверью, и знал, что после того как пошел против воли Фридриха, не могу более оставаться под кровом, ставшим мне чужим. Иногда я задумываюсь… Не было ли упрямство брата ловким ходом, для того, чтобы избавиться от того, кто его вечно раздражал, став упорно непослушным? Я покинул отчий дом с небольшой суммой денег, заработанных своими руками, и так же забрал сестру, которую не мог оставить на попечение братьям. Сначала Гертруда вела себя довольно скованно, но мне удалось понемногу внушить ей, что уход из дома это просто игра, хотя происходящее выходило далеко за рамки развлечений. Полагаю, к тому, что я не мог устроиться на работу, приложили руку мои братья, не смирившиеся с тем, что я проявил ослушание. Однако, деньги я мог наскрести так или иначе. Проблема была в другом. С некоторых пор я начал опасаться за собственную жизнь и жизнь сестры. Первый эпизод мог показаться случайным – быстро проезжающий автомобиль, который едва не сбил нас во время прогулки. Неаккуратный водитель, поспешивший уехать. Это не вызвало во мне подозрений, да и мысли мои были заняты другими делами. В следующий раз я едва успел перехватить незнакомца, который пытался увести сестру, в то время, как я покупал газету. Казалось, нас повсюду преследуют неприятности – с крыши упал кирпич, который едва не задел меня, миновав Гертруду. Однажды ночью в квартире, которую я снимал, начался пожар, который, к счастью был замечен и потушен мною. И глупец понял бы, что обилие «случайностей», нельзя назвать совпадением. В тот момент я решил последовать по более легкому пути – мы переехали в другой город. Я беспокоился за сохранность сестры, но всячески старался представить нашу жизнь как нечто особенное. Денег едва хватало, но в Дурмстранге научили не предаваться излишествам, и я не тяготился отсутствием роскоши. Однако, привыкая к близости сестры, ранее не вызывающей моего интереса, я привязывался к очаровательной девочке, которая умела поднять настроение. Я действительно хотел, чтобы она имела все самое лучшее, что было весьма затруднительно, потому что проблемы с трудоустройством продолжались. На хороших местах работы меня рассматривали с высоты своего положения, и отказывали под надуманными предлогами. Низкооплачиваемая работа… Что ж, этого не хватило бы на приличную жизнь, да и репутация моей школы вызывала у работодателей опасения. Скитания, скитания и еще раз скитания. И возобновившиеся опасения, связанные с безопасностью. Отчаянное положение дел угнетало – я уже опасался оставлять сестру без присмотра, а посторонним людям не доверял. Самый легкий вариант с практической точки зрения становился самым тяжелым с точки зрения моих принципов. Подправить память сестре и спрятать ее в надежных руках приемной семьи, подальше от братьев. А самому искать возможные выходы, ведь в одиночестве куда как проще. Но нет, я не мог оставить Гертруду на руках у посторонних, потому что удивительным образом получал удовольствие от ее присутствия в своей жизни. Сестренка была и проблемой и счастьем, пожалуй, уже тогда я знал, что ради нее пойду на многое, если не на все. Вырисовывалась прекрасная перспектива, прозябать живя на копейки, рассчитывая на удачную игру, прирабатывать где возможно, и ни секунды не расслабляться, ожидая, что с ней может произойти что-то страшное. Решение пришло спонтанно – если в родной стране мне не дают покоя, так передо мной открыт весь мир. Переехав в Англию, я рассчитывал на то, что ситуация изменится – я найду приемлемую работу, мы с сестрой обретем покой. Оказалось, что я заблуждался. Меня снедала постоянная тревога, и усталость, и при всем притом приходилось вести себя весело, дабы не обеспокоить сестру. В то же время, в душе нарастало напряжение, которому не находилось выхода. Меня душила злость, которую менее сдержанные люди проявляют, терзая близких. Но мне действительно не хотелось, чтобы Гертруда страдала и тяготилась нашим положением. Мерлин знает, эта девочка выросшая в роскоши не требовала того, что я не мог дать, а я презирал себя за то, что не мог. Я стоял на развилке, полагая, что это тупик. Но выходы есть всегда, просто некоторые из них не вызывают желания, а другие даже не приходят на ум. Путь, по которому я пошел, оказался совершенно неожиданным и новым. Все произошло совершенно случайно. Однажды вечером, оставив Гертруду на попечение у дамы, к которой я вкрался в доверие и которой мог доверять, будучи уверенным, что она не имеет никакого отношения к братьям, я отправился в бар. Иногда и я должен был расслабляться, так или иначе, в противном случае ощущал, что начинаю сходить с ума. Так же, имелась возможность выиграть какое-то количество денег, и узнать, что происходит в мире, и где можно подсуетиться, чтобы раздобыть еще. Деньги, деньги, деньги… В моей головы вертелись мысли о деньгах, при том, что я всегда рассматривал золото, как средство для достижения цели, а не в качестве конечной цели. В тот вечер я сидел за карточным столом, мирно пил виски, покуривая сигарету, а затем произошло нечто интересное. Ко мне подступил незнакомый человек в капюшоне и предложил отойти для разговора. В первую очередь на ум пришла мысль о братьях, потому что, несмотря на скрытое лицо, незнакомец изъяснялся культурным образом, и в его манерах чувствовалась порода. Я решил не предпринимать никаких необдуманных поступков, потому что если дурное уже случилось, не стоит действовать, не проанализировав ситуацию, если же я заблуждаюсь, то лишь выкажу себя с плохой стороны. Мужчина заинтересовал меня, выказав осведомленность и назвав по имени. Его речи лились журчащим ручьем, и находили сочувствие в моей душе. Полагаю, в большой мере из-за того, что я успел безмерно устать, и во мне нарастала ненависть к прогнившей системе, готовой перемолоть судьбу ребенка. Но я не мог соглашаться сразу, и сказал, что должен обдумать предложение. Размышления длились три дня – во мне боролись различные чувства и соображения. Переступить через закон, когда речь идет о чужих жизнях, куда как сложнее, нежели мошенничать в азартных играх. Но, я был обучен лучшим образом, и мысли о сестре так же способствовали тому, что я решительно вступил в ряды Пожирателей Смерти. Я был чистокровным волшебником, закончил Дурмстранг с отличием, и был готов на многое. Перешагнуть через себя, думая о будущих перспективах. Подумать о долге перед сестрой и об отвращение к нынешнему положению дел в обществе. Возжелать лучшее будущее со всем пылом души. Постепенно привыкнуть к новой жизни и кругу общения. Забыть о прошлом. Забыть? Нет. Я не смог отвернуться от былого полностью, потому что проклятая месть братьев настигала, заставляя вечно помнить. Они узнали о нашем новом местонахождение, и я вновь не мог чувствовать себя спокойно. Уже Гертруда едва не попалась в ловушку, когда получила подарочную упаковку, в которой лежал портал. Естественно, на карточке были написаны пожелания от моего лица. Меня душила ярость. Я отказался от отписанных мне по закону денег, не устраивал шумных разбирательств, которые послужили бы дурную службу нашему благородному семейству. Стараясь принудить меня к убийству сестры, братья совершили первую ошибку. Лишив меня возможности работать, они осуществили вторую ошибку. Но главная их ошибка заключалась в том, что они не уставали нас преследовать. Возможно, мне нужно было стать Пожирателем Смерти, для того, чтобы странным образом понять, насколько легко убить человека. В какой момент я понял, что и целого мира мало для того, чтобы вместить меня и братьев? Люди нередко говорят, что для них был памятным тот день, когда они приняли важное решение. Я не могу сказать, когда это произошло. Скорее всего, смутные намерения в один прекрасный момент переросли в четкое решение. В голове созрела предельно ясная цель – убить братьев. Я не мог не подумать о том, что убрав их из своей и их собственной жизней, я стану наследником. Да, необходимо обдумать свои действия, чтобы не превратиться в главного подозреваемого, ведь из тюремной камеры я вряд ли помогу своей сестре в жизни. Самоубийственный поход в логово зверя не принесет пользы ни мне, ни Гертруде. Я продумывал все возможные варианты. Что я мог предпринять? Включить в дело своих новых товарищей? Нет, такой вариант исключался, участие посторонних людей всегда отягощает дело. Написать матери? Скорее всего, они предполагают, что я могу это сделать, и она не помощница. Для того, чтобы найти решение, я затратил целую ночь, сев за письменный стол, подбадривая себя бутылкой вина и сигарой. Если я переступлю через порог замка самолично, то буду убит. Возможность поддержки исключена. Лишние свидетели не нужны.  К концу ночи в моей голове родился план. О последующих событиях можно прочесть в газетах. Неожиданная смерть двух представителей древнего знатного рода. Обнаруженный в их организме яд. Подозрение, павшее на их жен, у которых были мотивы и возможность. Затем на сцене появился я. Учитывая мое долгое проживание заграницей, наличие алиби (не спрашивайте «как», это оказалось довольно просто) и спокойное сотрудничество, я не возбудил чрезмерный интерес следователей. Идеальное убийство… Впрочем, существует ли таковое? Я не желал дурных последствий для жен своих братьев. Действительно не хотел, чтобы они пострадали. Но если бы я оставил лазейку для ловкого представителя из отдела убийств, не внушив женщинам, что они действительно желали отравить… Либо я либо они. Нет, не так. Либо они, либо моя сестра. И я сделал то, о чем безмерно сожалел, потому что в груди билось горячее сердце. Однако, после происшедшего, я начал медленно и верно меняться. Я думал о несовершенстве мира, и о наших с сестрой скитаниях, не мог забыть  несмотря на то, что благоденствовал, в качестве нового главы рода. Меня не оставляли размышления о том, что мир слишком чудесен, чтобы им управляли лицемеры с копилкой вместо сердца. Меня захватили стремления, и желания, а когда пришел 1981 год, все неожиданно закончилось. Он исчез. Все развалилось. Долгое затишье. Очень долгое. Я погружался в работу, и стремился к новым знаниям. Заботился о сестре и матери. Занимал свою жизнь развлечениями. И все же, все же, считал, что всего этого недостаточно. Поэтому, возвращение Темного Лорда не вызвало во мне досады, тоски или недовольства. Его появление означало, что начинается новый раунд. Жизнь сводится не к деньгам, не к семье, не к дружбе, не к деньгам, не к обретению бесплодных знаний. Я изменяю реальность, а значит я живу. Я влияю на действительность, и существую.

5. Характер

– В вас есть одно, что мне всегда нравится.
– Только одно? А у меня так много недостатков.
Долгое время я стремился не привлекать к себе внимания, потому что понимал – для того, чтобы быть на виду, необходимо стать сильным. Оглядываясь на годы слабости, я не могу сказать, что стыжусь. Все что происходило – неоценимый опыт, и если бы я не знал, каково быть слабым, то не сумел бы воспользоваться своей силой во всей ее полноте. Тогда я научился терпеливо выжидать, и познал тонкое мастерство удара ножом в спину. Я познал, каково это - приспособиться к тому или иному человеку, и овладел бесценным искусством притворства и актерской игры. Узнав, что такое отсутствие друзей, я осознал, что вместо того, чтобы тяготиться одиночеством, можно благотворно использовать часы уединения. Привыкнув к молчанию, я узнал цену слову, и понял, что необдуманные высказывания могут повредить много больше, чем кажется. И конечно, окруженный книгами вместо друзей, я полюбил знания и ту власть, которую они могут дать. Обретя круг достойных приятелей, я не превратился в разговорчивого и открытого юношу, но почувствовав вкус свободы и уважения, научился наслаждаться жизнью. Каждый подаренный судьбой момент бесценен, будь он наполнен горечью или радостью. Нужно ловить мгновения, и заполнять жизнь смыслом, в противном случае, она превратится в унылое существование. Большинство людей не живут, а существуют, но они получили именно то, что заслужили. Каждый волен достичь вершин успеха или оказаться в бездонной пропасти самоуничижения. Мне ли не знать? Я стремился стать сильным, и обрел то, о чем мечтал. Пусть по дороге я потерял веру в людей – я приобрел веру в себя, а это главное. Разве в моей жизни может существовать более веское мнение, нежели мое собственное? И я готов его отстаивать с волшебной палочкой в руке. Не вставайте у меня на пути, говорю я вам. Не пытайтесь помешать, если не готовы к последствиям. Устройство людей такое хрупкое… Просто поразительно, насколько легко сломать человека. Для этого не обязательно применять магию – слова зачастую ранят больнее чем меткое заклинание. Иногда мне нравится испытывать окружающих – есть ли более утонченное удовольствие, нежели наблюдение за происходящим и влияние на людей? Общество, назвало бы меня эгоистом, и возможно, присовокупило бы слово садист. Может быть, они и правы – в большинстве случаев я пекусь исключительно о личных интересах, и даю волю своей иронии, чтобы уничтожать прекрасное в чужих душах… Но почему я должен уважать чужую слабость? Я отвоевал право быть сильным, а неспособные на это остались жертвами, ибо не могут быть никем прочим. Парадоксально, но многие ко мне тянутся. Да, я умею быть обаятельным, могу вкрасться в доверие, и даже не причинить человеку существенного вреда. Это просто игра, одна из многих игр. Для того, чтобы человек стал интересным, он должен испытывать сильные эмоции, и как увлекательно их вызывать! Впрочем, когда дело касается деловых партнеров или нужных людей, я сдерживаю свои порывы. Есть черта, через которую никогда не следует переступать, и если тобой руководит разум, а не эмоции, ты никогда через нее не переступишь. Именно умение контроллировать себя отделяет человека от животного, и возвышает над глупым стадом. Просчитывать свои шаги, продумывать действия, для того, чтобы не оступиться… Будущее создаю я сам, и отдавать его на волю страстям, означает поддаться слабости. И привязанности такая же слабость, как и переизбыток чувств. Мне ли не знать? Потому что я люблю. Люблю всей душой. Всей своей эгоистичной душой. Люблю так, как только может любить закоренелый циник и своекорыстный мерзавец. Люблю свою сестру, потому что в свое время отдал ей свое будущее, и готов подарить его снова. Люблю настолько, что кажется ради нее я способен на все. Может ли одна любовь быть настолько необъятной, что не способна соседствовать с сильными чувствами к другим людям? Может ли одна любовь вызывать в душе бурю эмоций, и заставлять радоваться и терзаться одновременно? Знаю лишь одно. Если она исчезнет из моей жизни, то огонь, горящий в сердце погаснет, оставив черное пепелище.

6. Животное
Сова

7. Ваши способности
Магические: черная магия, боевая магия, леглименция.
Не магические: иностранные языки (английский, французский), фехтование, верховая езда, светский этикет, танцы.  

8. Артефакты

ваш ответ волшебная палочка – 11 дюймов, чешуя змеи, дуб, фамильный перстень с изумрудом, уберегающий от проклятий и яда

9. Как можно с вами связаться?
в ЛС принимающему

10. Как часто сможете посещать форум?
несколько раз в неделю

11. Ориентация
Гетеросексуален

12. Сторона
Пожиратель Смерти

Отредактировано Karl Merder (2011-06-07 01:11:06)