Пост # 1
Белая лошадь размеренно закидывает ноги над высокой, ярко-зеленой травой, легко подскакивая на каждом шаге. Ее тело ритмично двигается по летнему полю, а наездница, плавно приседая с каждым толчком, легко сжимает поводья. Белые облака пышной пеной лежат на насыщенно-синем небе, как вата на лазурите, а маленький шарик солнца завис где-то высоко, посреди этой красивой смеси. Девушка красива - у нее длинные, темные волосы, взлетающие в воздух при каждом движении лошади. Длинное, но не резкое, а даже нежное и доброе лицо совершенно расслабленно, розовые губы приоткрыты, обнажая белые зубы. Большие голубые глаза чуть приоткрыты, так, чтобы солнце как можно меньше проникало к иссиня-черным глазам. Ей хорошо - и это видно по всему ее внешнему виду, это ощущается в легком дуновении ветра и ритмичном стуке сердца лошади. Она подъезжает к небольшому, совершенно простому дому, натягивая кожаные ремни и лучезарно улыбаясь - лошадь останавливается, а женщина спрыгивает с ее спины, стремительно падая в объятия мужчины. Человек выше ее на полголовы, длинные светлые волосы чуть касаются подбородка - его лицо красиво, пусть и покрыто шрамами. Мужчина будто не понимает, что здесь делает, с обожанием смотря на свою спутницу. Он говорит что-то про еду, а она тихо шепчет, касаясь губами щетинистой щеки: “Римус...” Лошадь недовольно цокает по каменной дорожке, требуя еды, цок-цок-цок...
- Хорошо бы поесть, правда? Мама говорила, что в Хогвартсе очень хорошо готовят... - вздрагиваю, открывая глаза и поднимая голову - щека мокрая от пота, волосы примялись на одну сторону - всю дорогу от Лондона я старательно озиралась по сторонам, а теперь - вот, уснула. Толстый мальчишка, разбудивший меня, продолжает вести беседы о тайных желаниях его желудка, а я сонно почесываю глаза, и, не желая слушать бессмысленный треп, встаю и выхожу в коридор. Постепенно стук колес о рельсы, звенящий, будто подкова стучит о камень, прекращается, а поезд замедляет ход.
Красивый, красный и блестящий бок поезда мягко скользит по рельсам и останавливается, освещаемый тусклыми фонарями. Он похож на какое-то очень длинное, но сочное и свежее яблоко, и покрыт маленькими капельками воды - будто только что из-под крана. И мне совершенно плевать, что всего пять минут назад кончился беспрерывный ливень. Потому что мне хорошо, потому что мне радостно, потому что, как бы банально это не звучало - сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Приятный мужской баритон проскальзывает по поезду, сообщая, что чемоданы можно оставить здесь - их заберут позже, а нам, первокурсникам, поступающим, пора входить в этот мир, новый мир волшебной школы, которая будет оберегать нас последующие года. Я с опаской оглядываюсь, когда нога в черном полуботинке касается серого камня платформы. Я вышла первая и это несколько настораживает - поскольку из встречающих здесь только огромная, бесформенная глыба, из которой торчит розовый зонтик - очень угрожающе и как минимум необычно для меня, человека, выросшей в окружении прямых строгих платьев и папиных шерстяных штанов. Я никогда не видела таких больших людей - высокая и выпрямленная фигура матери, с ее острым подбородком, темными прямыми волосами, круглыми черными глазами и руками, которые будто бы специально вытягивали, была для меня верхом представлений о росте людей. В том, что это действительно человек, я убедилась, когда фигура, покачивая фонарем размером с мою голову, приблизилась на достаточное расстояние и пробурчала что-то сквозь бороду. Оказалось, что это мужчина - лесничий Хагрид, вполне добродушная персона с наклонностями драконихи-наседки.
- Идите сюда, не бойтесь! - кажется, что он сам не уверен в своем назначении - но кому-то пришло в голову назначить полувеликана сопровождать нас, испуганных дошкольников. С открытым ртом подхожу к нему и вкладываю руку в его ладонь - та размером со среднюю лопату, а он улыбается, обрадованный тем, что хоть кто-то согласился приблизиться к нему.
Мы длинной колонной подходим к пристани - у которой заколдованные лодки плавно бьются о каменные ступеньки, уходящие в черную воду. Узкий полукруг месяца отражается на ее стеклянной поверхности, и я завороженно смотрю на получившуюся буковку “С”. Мои ноги зависают в воздухе, крик уже готов вырваться из груди - и только в этот момент я понимаю, что внезапное перекашивание мира вызванно тем, что огромный человек поднял меня на руки и усадил в одну из лодок. Какой вежливый мужчина, ничего не скажешь. Оборачиваюсь, испуганно прижимаясь к его огромной руке - в лодке только мы вдвоем и фонарь, огромный фонарь, который, готова поспорить, шевелиться. Мне кажется, что вода - которая здесь повсюду, кишмя кишит всякой нечистью и волшебными существами - детское сознание рисует необычайные картины, и я зажмуриваюсь - пытаясь отвлечься. Тишина вокруг устрашающая - не я одна размышляю о том, что ждет нас, детей, там, дальше, за стенами огромного замка. Решаюсь распахнуть ресницы и понимаю, что мы вот-вот прибудем туда, куда так стремятся все одиннадцатилетние дети волшебников.
Он поражает. Высокие каменные башни, маленькие огоньки из окон, гул голосов где-то в глубине. За Хогвартсом виднеются темные верхушки деревьев Темного леса, такого бескрайнего и столь запретного, а сама школа прямо-таки притягивает своим гостеприимством и каким-то необъяснимым свечением, идущим извне и завлекающим. Мы идем, тихо перешептываясь, как летят мотыльки к лампам, как мухи садятся на сладкое - инстинкт движет нами, уставшими и ошарашенными.
Я считаю ступеньки, смотря себе под ноги и вспоминая указания матери - будь дружелюбна, осторожна, приветлива и не делай глупостей. Не заводить разговоров с Кровавым Бароном, не злить учителей, находится подальше от Пивза - пусть я и не представляю, кто это такой. Не общаться с Лейстренджами - если те, конечно, учатся сейчас в школе, а еще смотреть под ноги, не сбивать на ходу людей и предметы, вообще быть повнимательнее, чтобы не получилось “как в прошлый раз”. Который я, конечно, давно позабыла. Окончание ступеней знаменуется тем, что я врезаюсь головой во что-то мягкое, а затем отпрыгиваю назад, испуганно вглядываясь в женщину, стоящую на крыльце школы. Она пожила, но все еще красива - изящная шея и идеальная осанка, круглые очки на носу и такие же круглые глаза - добрые, но дополняемые слегка недовольным выражением лица. Краснею - а волосы принимают светло-голубой оттенок - я знаю, потому что прядь упала мне на лицо. Брови профессора МакГоннагал взлетают вверх, а сзади бежит шепоток. Я выдала свое умение - а ведь мама просила не рассказывать, что я метаморф... Не обращаю внимания на легкий шепоток сзади - все тайное становится явным, да и я не умею хранить секреты. Особенно свои.
А вот теперь начинается самое скучное - и при этом самое волнительное - я стою в очереди и вижу Шляпу. С большой буквы, да-да. Шляпа - она решает за нас все, выбирает судьбу для каждого из присутствующих в зале - в Большом зале, наполненном галдящими детьми. Ведь если ты, скажем, распределен на Слизерин - то почти не имеешь возможности общаться с людьми с других факультетов - зато за твоей спиной - целая толпа хладнокровных убийц и подстрекателей. Хаффлпафф - убежище психов и тех, кто любит покушать - далеко ходить не надо, зато там научишься дружить и любить все вокруг - убежище хиппи, не иначе. Гриффидор - да, возможно, они - храбреца, но не честны, и девяносто процентов факультета не соблюдают правила - но готовы жизнь отдать за семью и друзей. То есть, за всю свою братию отважных и самонадеянных. А Равенкло... Это те, кто остался. Лишние, но зато разные - золотая середина, так сказать.
Итак, Шляпа лежит на потрепанном табурете, будто король восседает на троне, и буравит нашу неровную колонну взглядом несуществующих глаз. Женщина-профессор, в которую я так удачно врезалась, подходит к этому сокровищу, повидавшему не одну голову, и зачитывает наши фамилии - а стройный ряд детей редеет, а я все стою - голубоволосая и голубоглазая, решительно настроенная не споткнуться и не убежать обратно в поезд - что бы не случилось.
- Тонкс, Нимфра... Нимфадора! - легкий румянец покрывает морщинистое лицо, а я, уткнувшись носом в грудь, быстро вскакиваю на табуретку. Та недовольно скрипит под моим легким тельцем, качаясь из стороны в сторону, и я прикрываю глаза, когда шляпа падает на мое лицо. Ее нутро поглощает почти всю мою голову, лишая возможности созерцать обращенные к нам двоим лица. Шляпа, оказывается, еще и в мозгах копаться умеет - сварливый, скрипящий голос раздается где-то внутри черепной коробки, заставляя вздрогнуть.
- И где вас таких только берут? До Лавгуда, конечно, далеко... - страшно? Не то слово. Я понятия и не имею, кто такой этот таинственный человек, и человек ли он вообще - ну мало ли. Шляпа будто пережевывает мои волосы - шевелясь всем своим естеством, а потом выкрикивает на весь Большой зал: - Хаффлпафф!
Спрыгиваю с табуреточки, и МакГоннагал еле-еле успевает стянуть с меня шляпу - пробегаю первую ступеньку, вторую, навстречу шумящему столу. Третья ступенька коварно подставляет мне подножку, и я падаю непосредственно в руки смеющейся старосты. - Осторожнее, - улыбается девушка, и сажает меня рядом с собой. Улыбаюсь - потому что их смех добрый, и они вовсе не насмехаются, а лишь приветствуют меня - чуть-чуть ненормальную, чуть-чуть неуклюжую девчонку. Мне хорошо здесь, здесь и сейчас - и из воспоминания выплывать не хочется...
- Дора, вставай, - мягкий, вежливый голос мужа заставляет меня рассеянно оглянуться и приподнять голову с мягкой подушки. Он лежит рядом - а часы напряженно тикают, недовольно извещая нас о том, что пора вставать. Его красивое лицо с косым шрамом заставляет меня улыбнуться и потереть глаза рукой - совсем как в детстве. Провожу рукой по длинным волосам, цвета шоколада, расправляя мягкие волны. Целую его в колючую щеку и шепчу короткое, но звучное имя, а затем вскакиваю с кровати и бегу по холодному полу к шкафу - за одеждой, которая спасет полуобнаженное тело от ночного холода. Чтобы потом отправиться в жизнь, в цивилизацию, и, быть может, снова сесть в какой-нибудь таинственный транспорт…